Так в области мысли, в философии, так и в жизни практической, в государственности, в промышленности, в
военной технике немец всегда вдохновлен категорическим императивом, и только одного себя почитает он способным выполнять долг.
Мне невольно припомнилось при этом высказанное не раз академиками Д. И. Менделеевым и И. Р. Тархановым мнение, что усовершенствование в деле
военной техники и смертоубийственных орудий сделает то, что в конце концов война будет невозможной.
Неточные совпадения
То, что мы называем германским материализмом, — их
техника и промышленность, их
военная сила, их империалистическая жажда могущества — есть явление духа, германского духа.
«Я требую, — писал в 1874 году известный немецкий хирург Лангенбек, — чтобы всякий врач, призванный на поле сражения, обладал оперативною
техникою настолько же в совершенстве, насколько боевые солдаты владеют
военным оружием…» Кому, действительно, может прийти в голову послать в битву солдат, которые никогда не держали в руках ружья, а только видели, как стреляют другие? А между тем врачи повсюду идут не только на поле сражения, а и вообще в жизнь неловкими рекрутами, не знающими, как взяться за оружие.
Славянофилы неправы были потому, что реформа Петра была совершенно неизбежной: Россия не могла дальше существовать замкнутым царством при отсталости
военной, морской, экономической, при отсутствии просвещения и
техники цивилизации.
Он хорошо понимал, что японцы взяли последнее слово
военной науки и
техники, что к этому они прибавили чисто азиатскую хитрость и поразительную наблюдательность, и таким образом, в общей сложности, представляют из себя более чем серьёзного противника.